Молодые музыканты, в чьих песнях сейчас так часто находят пропаганду наркотиков или аморальщину, очень любят причитать, что их концерты запрещают как в 80-х. Опять эти унижения, срывы, списки… — никакой свободы! А ведь всем этим ребятам лишь чуть за 20, и они вряд ли знают, что это такое. Как же на самом деле было в СССР и почему большинство артистов так не любят слово «цензура»? Об этом и о многом другом нам рассказывают лидер «Аквариума» Борис Гребенщиков и «дедушка уральского рока» Александр Пантыкин.

Все поровну, одинаковые зарплаты и «путевки бери-не хочу» — каким же прекрасным казалось нам то время по рассказам наших родителей! Но было и то, что откровенно замалчивалось: например, советские граждане не могли себе позволить слушать иностранную музыку и увлекаться творчеством исполнителей, чья позиция шла вразрез с политической повесткой. Если поискать, в Сети можно даже найти «примерный перечень самодеятельных ВИА и рок-групп, допускающих в творчестве искажения советской действительности и пропагандирующих чуждые нашему обществу идеалы и настроения». Есть в этом списке и знаменитый «Аквариум», для которого запреты на концертную деятельность и вызовы на встречи с кураторами из КГБ стали таким же обычным явлением, как смена времён года.

Приходишь на специально снятую для этого квартиру, вспоминал когда-то Борис Гребенщиков, а там пара мужчин при галстуках интересуются, не расскажешь ли ты им про своих знакомых музыкантов. Да что там говорить, если в любой компании, собиравшейся пить чай, был хотя бы один знакомый, который потом всю ночь писал доносы! Впрочем, сегодня Гребенщиков отнюдь не считает, что это было так уж страшно.

«Дело в том, что мы никогда не сталкивались с этой публикой, — говорит артист, когда мы просим его назвать фамилию хотя бы одного человека, который в те годы перекрывал группе доступ на сцену. — Чтобы играть официальные концерты, нужно было быть членом концертной организации (Госконцерт, Ленконцерт и т.д.). Именно там были худсоветы, решающие вопросы программы и концертной ставки».

«А мы были самостоятельностью, не считались за музыкантов, и нам никто бы и не дал играть официальные концерты, — продолжает Гребенщиков. — Это изменилось только осенью 1986 года. До этого мы могли играть только в стенах специально для этого изобретенного рок-клуба или по его направлениям: тогда для концерта специальные люди в рок-клубе давали нам литовку (разрешение на исполнение данных песен). Вот эти люди были героями, потому что подставляли себя, защищая нас».

Числилась в списках пропагандистов чуждого и группа «Урфин Джюс». Только если «Аквариум» представлял в них Ленинград, то детище Александра Пантыкина — колыбель уральского рока, город Свердловск. Однако и он признает: бояться было нечего.

«Вообще, таких перечней было много, — рассказывает музыкант в беседе с Daily Storm. — И в начале 80-х, и в середине, и в конце… Они гуляли до самого распада Советского Союза! Но нам на них было наплевать, мы не обращали на это внимания. Небольшое уточнение: запрещали именно группы, а не отдельные песни. Концертные выступления! Однако так получилось, что мы каким-то невероятным образом всегда уходили от этих запретов и продолжали играть».

«Как уходили? — переспрашивает Пантыкин. — Уезжали на базу за город и спокойно себе репетировали дальше. Ну кто поедет ради нас в Верхнюю Пышму в Дом культуры производственного объединения «Радуга»?»

Кстати, этот ДК был для него не просто временным пристанищем, а настоящим оплотом творчества. Артист быстро занял там пост руководителя художественной самодеятельности и получил временную неприкосновенность. Однако лафа закончилась так же быстро, как и началась. Кто-то большой и важный прочухал, откуда растут ноги, и «Урфин Джюс» вежливо попросили вернуться к себе домой.

Жалеет ли об этом сам Пантыкин? Ни капельки. Несмотря на то что группы не существует вот уже более 30 лет, у него все сложилось наилучшим образом. Композитор, устроитель, почётный гражданин Свердловской области… Именем музыканта даже названа детская школа искусств!

«Урфин Джюс» активно существовал лишь с 1980-го по 1984 год, — рассказывает Александр Александрович. — За это время мы записали три студийных альбома и дали ряд фестивальных концертов, а затем все потихоньку пошло на спад. Выступление на открытии Свердловского рок-клуба в 86-м уже не в счёт — это был скорее отзвук. Илья Кормильцев к тому времени уже записал «Невидимку» с «Наутилусом». Егор Белкин занялся Настей Полевой, Владимир Назимов стал играть в коллективах вроде «Чайфа» и «Агаты Кристи», а я начал получать профессиональное образование и окончил сначала училище, а потом консерваторию!»

Знаменитые «черные списки» начали появляться примерно в 1984 году. Тогда же, когда генсек Константин Черненко открыто заявил, что количество рок-коллективов стоило бы уменьшить до нуля. На многих музыкантов начали заводить уголовные дела. Сел лидер «Воскресения» Алексей Романов — ему инкриминировалась частная предпринимательская деятельность в виде продажи билетов. Сел Евгений Морозов из группы «ДК» — тоже за предпринимательство. Села Жанна Агузарова, в паспорте которой было написано «Ивонна Андерс, датскоподданная». Этого хватило, чтобы сначала упечь её в Институт Сербского, а затем сослать в Сибирь. Но времена меняются, и теперь место советских блюстителей порядка все больше заменяют православные активисты.

«А эти, может, ещё и похлеще будут, — пишут в Сети. — То Сатану в песне разглядят, то извращения. Не так страшен черт, как его малютка!»